ОТЦОВСКИЙ ДОМ И ПАШНЯ

Отцовский дом и пашня. Вот он, дом,
Стоит, как и стоял... Но где же пашня?
Следов ее не сыщешь и с трудом,
Не восстановишь – как и день вчерашний.

И нет у птицы одного крыла,
Одна струна осталась у комуза...
Но дом и пашня – нет добрей тепла,
Но дом и пашня – нет мудрей союза...

Все видится: полетам нет конца,
Все слышится – комуза двухголосье...
Все помнится, как были для отца
Легчайшим оперением – колосья...

Остался дом отцовский. В очаге
Огонь не гаснет, хоть и не пылает.
Его тепло вблизи и вдалеке
Меня сейчас, как прежде, согревает.

Но пашня где?.. Как вовсе не была!..
Ни там, ни здесь – недалеко от дома...
Никто не спросит, как идут дела,
Как молотьба?.. Ни сена, ни соломы...

Остался дом отцовский... И кинжал.
И звук пандура долетел сквозь годы...
Какой безумный фокусник смешал
Все наши пашни, словно карт колоду!..

И землю, что считалась тучной встарь,
Под стройку забирают без печали:
Разбит благополучия фонарь,
Хозяйству ногу попросту сломали.

Остался дом... В предчувствии тепла
Стучатся птицы весело и дробно
В стекло... Но где же пашня, что была
Молитвенному коврику подобна?

А кладбище расширилось... Гляжу –
Надгробья те – не на отцовской пашне?
С кого спрошу – ума не приложу, –
Ответит кто за урожай пропавший?

Остался дом о четырех стенах,
Но крыша уж не та, сказать по чести:
На саклях нынче горских нет папах,
А кепки все – из шифера и жести.

Печалюсь, что не высится скирда
Отцовская... А крыши? Что там – крыши!..
...Что станем сеять нынче – и когда,
Мать говорит. Я – как сегодня – слышу.

Былые дни пред взором потекли:
Отец за плугом, и быки в тумане...
О этот запах вспаханной земли, –
Я не припомню ничего желанней!

А после – лето. День и ночь подряд –
Об урожае были все заботы...
В горах не выпал снег... Какой же град
Все погубил – по воле злой кого-то...

Отцовский дом остался... Бастион,
Он вечный в скалах, крепость – у подножья.
Но что же будет, если только он
Один остался – на скалу похожий?

Откуда быть аулу, если нет
Домов?.. И, значит, поздно или рано
Аулов всех исчезнуть может след,
А значит, и не станет Дагестана?..

Но разве не хозяева мы здесь?..
Здесь наши очаги и колыбели!
Не мне ли звезды посылают весть?
И дом отцовский охранять не мне ли?..

Отцовский дом и пашня... Пролилось
Здесь столько крови... Шли бои веками...
Здесь стольким горцам драться привелось
За пядь земли. За каждый дом и камень.

И если сам Хаджи-Мурат ступал
На пашню и звенела сталь в ауле, –
Забуду ли я пашню среди скал,
Отцовский дом я позабыть могу ли?..

* * *

Куда скрылись все те, кто нам прежде уроки давал?
Оказались кривыми тропинки, чуть что – и провал...
Отменили старинный напев и обрушился град,
Когда старую песню на новый заладили лад.

Пусть ответит, кто в пору молитвы играл на зурне:
Что за ветер подул и откуда на древней земле?
На надгробиях больше не пишется славных имен –
Не веревки ль из шерсти – уроки прошедших времен?

Но как трудно б они ни петляли, тропинки отцов,
Запоздалая мудрость явилась в конце-то концов...
Я потоков бурлящих понять не умел до поры,
Пока снегом и льдом не покрылась вершина горы.

В САМОЛЕТЕ

Кочуют внизу облаков табуны,
И звезды, как овцы, послушно
Отарой бредут за козлом, чуть видны,
По черной долине воздушной.

Лечу в самолете, с собой не в ладах,
Сквозь ветер попутный и встречный,
И думаю о повседневных делах,
О жизни мгновенной и вечной.

Где небо с землею слилось – в этот час
Огонь загорается рыжий:
Как наши мечты, он все дальше от нас,
Тем дальше от нас, чем мы ближе.

В полете любовь моя ночи и дни,
На тысяче крыльях в движенье.
Приблизилась ночь. Застегните ремни,
Наш лайнер идет на сниженье...


* * *

Красавицы, как ваша жизнь?.. Поэты
Вас что-то нынче стали забывать,
Не ищут больше вас по белу свету,
Во сне вас перестали призывать.

Я настроеньям этим не поддался
И точно знаю – не поддамся впредь.
Красавицы, я, кажется, остался
Один – за вас готовый умереть.

Красавицы, увы, не без причины
В поклонниках у вас я одинок:
Теперь в стихах так много чертовщины,
Что оттеснен любви всесильный Бог.

Красавицы, и все же тем не менее
Ответьте, как живете вы сейчас?
Активно молодое поколенье –
Все митингует, позабыв про вас.

Красавицы, угрюма и сурова
Идет зима... И в этой стуже кто
Захочет вам сказать три нежных слова?
Красавицы, кто вам подаст пальто?

Красавицы, ответьте, если можно:
оА есть ли польза в вашей красоте?..
Веревки, что из шерсти, понадежней,
Чем рыцари несбывшиеся те!

ТРИ ОСТРОВА

Три острова моих в просторах океана –
Без остановки к ним, без отдыха плыву.
Вот первый: он не чужд лукавству и обману,
И страсти в нем кипят, и грезы наяву.

Как он сверкает весь, хоть волны мутноваты...
Поплыть бы мне туда, где прежде счастлив был?..
Ах, кабы удаль мне – ту, что была когда-то,
Своим желаньям вслед я без оглядки б плыл!

Вот остров мой второй, достичь его не силюсь:
Я до него доплыл – и на закат смотрю...
Не видел прежде я, чтоб волны так бесились,
Встречая, как врага, вечернюю зарю.

Уняться не хотят: больших и малых – сотни!
То лезут на корму, то прыгают с кормы:
Пропавшее вчера – мы все вернем сегодня,
И завтрашним ветрам не поддадимся мы.

И третий остров мой в просторах океана,
Мой завтрашний – его мне видеть не дано.
Он за зыбями скрыт, за пеленой тумана:
Не Атлантида – он не спустится на дно...

Аэродромы там, вокзалы, светофоры,
И гавань тоже там последняя моя...
К трем островам моим стремлюсь я сквозь просторы,
К трем островам плыву без остановки я.

Я И САМ БЮРОКРАТ

Я и сам бюрократ... Кабинет у меня
Меньше вашей квартиры едва ли.
Я чиновник и сам. Не проходит и дня,
Чтоб собрания строчек не крали.

И мои телефоны звонят и звонят...
«Заседание...» «Некогда...» «Занят...»
Стихотворцы с трибун воспевают, винят,
Да от этого легче не станет.

На зеленых нагорьях напевы полны
И любви, и надежды, и веры...
Но любовь, словно лань, подстрелили чины,
Веру предали ради карьеры.

Не подстрелена вовсе – убита она:
Гром оваций и грохот событий!..
...Ходят стройные девушки мимо окна,
Я ж – в бумажной погряз волоките.

Бюрократом назвал меня выпавший снег,
Подтвердил это дождь легкокрылый...
Но, меня пожалев и умерив свой бег,
Мне шиповник весна подарила.

Да, я сам виноват, что с утра дотемна
Митингую я многие годы.
Я – причина тому, что была не слышна,
Лишена была песня свободы.

И на звезды взглянуть было некогда мне,
Что над нашим аулом светили,
С добрым словом с утра обратиться к жене,
Подойти к материнской могиле.

Куст осенний еще до конца не засох...
Снова слово Махмуда я слышу:
«О, горящего солнца безрадостный вздох!»
Нет, наверное, должности выше...

Время все унесло... Только песня жива
О тебе – только песня в полете!
Заседая ее сочинил – и слова
Записал в депутатском блокноте.

* * *

Эта женщина замуж сегодня выходит –
Доброй волей, обдуманно, не сгоряча...
Но сжимается сердце, безмолвно крича,
И в печальной душе моей гаснет свеча.

Эта женщина замуж сегодня выходит...
Не могу себе места найти я с утра,
И тоска безнадежна моя и остра...
Где вы, юности звезды, где пламя костра?

Эта женщина замуж сегодня выходит...
Те былые костры уж давно не горят,
Звезды юности, слышится мне, говорят:
«Из седин твоих сшит ее белый наряд...»

Эта женщина замуж сегодня выходит...
Далеко мой аул и туманы кругом...
В горле – ком, и пытаюсь сказать о другом,
Но глаза ее блещут в тумане ночном.

Эта женщина замуж сегодня выходит...
Обреченно молчу, никого не виня,
И сомненья терзают и мучат меня...
Где ты, молодость?.. Нет, не поймаешь коня…

Эта женщина замуж сегодня выходит...
Как темна эта ночь! И в ночной тишине
Наяву, не во сне так и видится мне,
Что все звезды в одном замерцали окне.

Эта женщина замуж сегодня выходит...
В волны Каспия я – что ж, беда – не беда! –
Бросил девять цветков – пусть несет их вода,
Их сорвал для нее – пусть плывут в никуда...

Эта женщина замуж сегодня выходит,
И душа моя места себе не находит...

* * *

Я книжек записных в дорогу
Не брал с собою никогда.
Коль забывается тревога –
Пусть исчезает без следа.

Свои волненья и заботы
Не прятал ни в карман, ни в стол.
Я страсть не заносил в блокноты
И дневников любви не вел.

Возьмешь ли чувства на заметку
В стремительности их атак?!
А мысль – она приходит редко,
Она запомнится и так...

Лишь то останется навечно,
Что в сердце запечатлено,
Как гравировка, как насечка,
Как луч, ворвавшийся в окно.

Не о булавочном уколе –
Я об ожоге речь веду,
О сладостной и острой боли,
Сулящей радость и беду...

На дневники не трать мгновенья,
Секунду каждую лови
И каждое сердцебиение
Отдай любви, отдай любви.

ОЧЕРЕДЬ

И бесконечна и бессонна
Та очередь: со всех сторон
Вопросы, жалобы и стоны
И вразнобой и в унисон.

Здесь все больны одной болезнью:
Как справедливость отыскать?
Она – как птица и как песня:
Схватил – да вырвалась опять...

Одной идеей одержимы,
Хоть к переменам склонен век...
Не все на свете разрешимо –
Не тает прошлогодний снег...

Да где же, где же правда эта?
Я сам найти ее хочу...
Ловлю ее, бродя по свету,
Никак за хвост не ухвачу.

За ней гонюсь... Она хохочет:
Да не было меня и нет!
Пойми, напрасно всякий хочет
Меня поймать, напасть на след...

А если буду – только малость:
Тропа пойдет и вкривь и вкось...
Ты погляди, что с теми сталось,
Кому узнать меня пришлось.

Последуй моему совету:
Лови высоких звезд огни,
Не плачь, не жалуйся, не сетуй –
Сядь у реки и отдохни...

…Я сел. Вгляделся в даль – и вижу:
(Такой ей, верно, быть в веках!)
Вот Патимат, она все ближе,
С ребенком малым на руках...

И я шепчу себе: на свете
Есть справедливость – назови
Ее хоть счастьем: солнце, ветер,
Дар жизни и тепло любви.

* * *

Отец твоей песни та мысль, без которой – пропасть:
Не в наших горах ли она пребывала вначале?
Мать песни твоей – вековечная нежность и страсть:
Поют журавли не о том ли в минуты печали?

Ее сыновья – безоглядная смелость и честь:
На белых конях, поглядите, сидят не они ли?
У песни твоей – красота и достоинство есть,
Они ее дочери: лани на скалах застыли...

И жизнь твоей песни – лишь правда, слышна и тиха,
А лживое слово – не слово, а просто труха.

* * *

Снег, как бы слезы твои ни текли,
Не убеждай, что весна наступила:
Щебета тысячи птиц не хватило,
Чтоб перечислить болезни земли...

Как бы рогами ни рыли быки
Черную землю, но только нимало
Не убедят, что зима миновала
Всем календарным делам вопреки.

Как рассказать о недугах любви? –
Жизни на это порой не хватает...
Но все равно: снег темнеет и тает...
Птицы, молчите! Весна, не зови!

* * *

На протяженье долгих-долгих лет
Изобразить хотел я эти скалы...
Но, видимо, мне красок не хватало, –
Я так и не напал на верный след

Великой тайны, что зовут искусством...
Но все же по уменью своему
Я разделить пытался свет и тьму,
Охваченный необоримым чувством.

И три наброска оставляю я:
Вот первый – красоты изображенье...
Я верю, есть в нем сила притяженья:
Мой Дагестан родной, любовь моя.

Второй набросок: мужество, отвага,
А имя то же: гордый Дагестан.
Ночная мгла, предутренний туман,
На скалах шрамы, и без них – ни шага.

Печаль моя – вот третий мой набросок:
Еще бандиты не перевелись
У нас в горах, – твою терзают высь,
Мой Дагестан, утесы в горьких росах.

Хоть тайны мастерства не разрешу –
Всю жизнь я Дагестан изображаю,
Свою работу все не завершаю
И знаю, что ее не завершу.

В БОЛЬНИЦЕ

В темном, как копирка, кабинете,
В помощи нуждаясь и в совете,
Распознать стремясь болезнь свою,
Перед аппаратом я стою.

Врач мне говорит: «Больной, дышите!»
И потом: «Дыханье задержите
До тех пор, пока я не скажу...»
То дышу я, то я не дышу...

Сердца ритм ослаблен и нарушен,
Да недуг мой все не обнаружен.
И хоть мне желают всяких благ,
Не уловят боль мою никак...

Как и я, земля моя родная,
Под рентгеном ежишься, больная...
Пронизали и тебя лучи,
У экрана – разные врачи...

Пульс твой бьется то слышней, то глуше.
Говорит один: вдохни поглубже...
А другой: дыханье затаи...
Как болезни распознать твои?

Третий вновь: глубокий сделай вдох!..
Разберешься ль, кто хорош, кто плох? –
Если ты и в гуле и в тиши
Слышишь: то – дыши, то – не дыши.

Не дыши – и не сочти за труд...
А лекарства все не подберут.
На экране же – тревожный знак:
Раны не рубцуются никак.

ПОСТАВИМ ПАМЯТНИК

Давайте памятник поставим
Всем пересохшим родникам
И вырубленный лес восславим,
Воздавши честь былым векам.

И кладбищами обозначим
Мы водопады в дебрях гор,
По каплям канувшим поплачем
Недавно сгинувших озер.

Могилы выроем – чего там! –
Без колебаний, поскорей
Реке, что сделалась болотом,
А также – совести своей.

И выразим вершине горной
Сочувствие от всей души,
Где снег ложится только черный,
С небес слетающий в тиши.

Поплачем по последней капле
Потока, что сорвался вниз,
По брошенной отцовской сакле,
Где ветви намертво сплелись...

Как зеркало блестящей далью
Твоей, мой Каспий, сколько раз
Разбойники овладевали
И разбивали в черный час.

Твое раскалывали чрево,
Безжалостно пускали кровь...
В бессилье праведного гнева
Ты волновался вновь и вновь.

Большую рыбу пожалеем, –
Ей к р а с н о ю не зваться впредь.
Птиц перелетных пожалеем –
Они боятся к нам лететь...

Помянем, им воздав сторицей,
Коней убитых, племенных,
И увезенных за границу...
Как возместить утрату их?

Давайте памятник поставим
Охотникам и, кликнув клич,
Стрелков-добытчиков прославим,
В горах не упустивших дичь.

Давайте памятник построим
Молитве, песне, языку,
Забытым мастерам, героям
И амузгинскому клинку.

Давайте вспомним, бросив вызов
Всем сочинителям чудес,
Залив, что в Аграхане высох,
И у Самура мертвый лес...

Какой Ермолов иль Паскевич
Воздвиг завод, несущий яд?..
Грустнее не встречал я зрелищ,
Чем зараженный виноград...

Поставим памятник убитым
Годам и дням – не на войне,
А на собраниях, открытых
Пустой трескучей болтовне...

А может быть, еще не поздно
Всем на защиту встать стеной?
Над высью гор очистить звезды
От черной накипи земной?..

Все силы, всю любовь, весь разум
Собрать, чтоб с солнца снять нагар,
Чтоб свод небесный над Кавказом
Сиял, омытый, миру в дар...

Я РЕДКИЙ ГОСТЬ В РОДНОМ АУЛЕ

Стал редким гостем я в родном ауле:
Приехал, огляделся и исчез:
Спешу, спешу назад... Не потому ли,
Что остается времени в обрез?

И сколько б ни слеталось приглашений,
И как ни зазывала бы зурна,
Мне свадебных не надо угощений,
Я свою долю получил сполна.

Аул отцовский навещаю редко...
Но если вдруг зовет меня беда,
Переломилась родовая ветка –
Без проволочек я спешу туда.

И горы мне по-прежнему желанны,
И узнают меня наверняка,
Болят незаживающие раны,
Уходят чьи-то души в облака...

И захожу я к старому соседу:
– Али, ты как?..
– Да ничего пока... –
Течет неторопливая беседа,
Как медленная полная река.

– Что ж, дни мои, конечно, сочтены…
Но не о том... Меня другое мучит:
Ведь наши дети взрослые больны,
Не знаю, что их разуму научит.

Им, образованным, не до адатов...
Аул – пустой. Вблизи – аэродром.
И парни прочь летят, Расул Гамзатов,
Оставив горы и родимый дом.

И забывают возвратиться птицы,
И оседают где-то вдалеке...
А если уж решают возвратиться –
Чирикают на птичьем языке.

Тебя хоть редко, да могу я встретить,
Расул, спасибо, что хранишь родство.
А вот твои в Цада бывают дети?
Поют ли песни деда своего?..

Мужчин осталось мало по соседству,
Умеющих орудовать косой,
Тех, кто на ишака садился в детстве
И умывался утренней росой...

Другие, повзрослев, не задержались
В ауле, устремились кто куда...
Исчезли – разлетелись, разбежались,
Разъехались – и скрылись без следа.

И девушки стремятся в институты,
И запросто родной бросают кров.
А надо овец пасти кому-то,
И кто-то должен же доить коров?!

Таких, как твой отец, не сыщешь боле,
Владеющих и словом и строкой!
Но сам свое всегда пахал он поле
И строки выводил своей сохой.

Расул, ты член правительства у нас –
В Цада такого не было в помине...
Но вот коню ты корму дал хоть раз?
Но ты хоть раз разжег огонь в камине?

Как накормить голодную овцу?
Как отыскать заблудшую в тумане?..
...Над старцами дозволено глупцу
Подтрунивать теперь на годекане.

Чиновниками стали чабаны,
Но тех уже не сделать чабанами!
Конечно, нам начальники нужны,
Но кто займется пашней и лугами?

К ничьей земле, заброшенной, пустой,
Любовь исчезла, и исчезла жалость.
Да что скрывать – той жалости простой
Ни к дереву, ни к лесу не осталось...

Кто понимает нынче птичий свист?
И отчего больна душа живая?..
Впрямь – насмехается мотоциклист
Над рысаком, за ним не поспевая.

Не старину хвалю я... Но чисты
Так были родники и так смеялись,
Что с робостью гляделись в них цветы
И возмутить прозрачность их боялись...

Не новое хулю я... Но дымят
Все трубы вместе... Дымной пеленою
С утра до ночи застилают взгляд...
А лампы?.. Что ж, мерцают надо мною...

Чтоб было все прекрасно – без затей,
Без сложностей, – по силам только Богу…
Но кто научит разуму детей?
Кто снимет постоянную тревогу?..

...Ушел Али, свое оставив слово…
Спасибо, друг мой старший из Цада,
За правду, что подчас была суровой, –
Я твой урок запомню навсегда.

И повторю с тревогой и досадой:
Кто молодежи преподаст урок
Обычаев, порядка и уклада?..
В чьих это силах?.. Кто бы это смог?..

Теперь я редкий гость в своем ауле...

* * *

Волнуется море. Оно,
Как время, в смятенье:
Волнуется море, полно
И света и тени...

На море смотрю – и троих
Художников вижу...
Хотел бы узнать я – из них
Который мне ближе?

Вот первый ныряет во тьму
Пучины кипящей:
Одно лишь желанно ему –
Успех предстоящий!..

Другой же заплыву не рад,
В решенье поспешном
Плывет, задыхаясь, назад
К утесам прибрежным –

К знакомой, привычной земле
Из дали безвестной...
А третий – стоит на скале
Над черною бездной.

Мечтает, задумчив и тих,
До сути добраться...
Но кто я из этих троих?
Пора разобраться...

О ГОРЦЫ!

О горцы, объясните, что стряслось?
Я с Шамиля начну – не обессудьте:
На роль его актера не нашлось, –
Похожих нет, ни внешне, ни по сути...

В Америке грузинский режиссер
Готов искать аварского наиба:
Тогда Хаджи-Мурата люди гор
Хоть на экране увидать могли бы.

Друзья, кто вас без боя победил?
На Ахульго взберетесь вы едва ли!
Не высоту – низину, Ахбердил,
Твои потомки для себя избрали.

Пред скачками испытывая страх,
К коням подходят юноши робея...
Чем больше электричества в горах,
Тем свет любви и совести слабее...

О горцы, мы спустились с высоты...
Но неужели не найти аварца,
Чье сердце бы от женской красоты
Вдруг не способно было разорваться?!

Скажите, горцы, это ли любовь,
Что ни в стихах, ни в песнях не воспета?
И песня ль это, если вновь и вновь
Не источает ни огня, ни света?

О горцы, что случилось с вами вдруг?
Ведь было же когда-то все иначе?!
Того, кто пашет, усладит ли слух
По радио мяуканье кошачье?

Мои нагорья, что произошло?
Хоть вы космических коснулись пашен,
Но ваше озабочено чело:
Внизу – надежды и тревоги ваши.

О край мой горный, на детей взгляни,
Они – твоя надежда и основа.
Но дети не ответят, чьи они:
Они не знают языка родного.

И дети виноваты без вины,
Не ведающие отцовской славы...
За храброго отца не мстят сыны,
Иными стали времена и нравы.

О горы, может, сверху вам видней,
Куда везет нас всех арба без страха?..
...За голову хватаюсь... А на ней –
Велюровая шляпа – не папаха.

* * *

Если трус я –
Любовь навсегда пусть минует меня.
Если жаден –
Толкните меня под копыта коня.

Если трус я –
Вовек мне пандура не брать, не играть.
Если жаден –
Мне гвозди с подков на земле подбирать.

Если нет в моем сердце любимой,
Былого огня,
Средь живущих на свете
Не надобно числить меня.

Если лжи хоть крупицу
В изменчивом сердце таю,
Вы оставьте над пропастью черной
Меня – на краю...

Если нет Дагестана во мне –
Так избейте меня,
Как избили того бархалинца
Средь белого дня.

Если нет во мне дара
Над словом корпеть-ворожить,
Плуг мне дайте, чтоб мог я
Земле по-иному служить.

Если я бестолковым
И здесь окажусь, – наконец,
Надерите мне уши,
Как некогда в детстве отец...

Но на возраст не делайте скидок,
Прошу, никаких,
Не спешите, прошу, отмахнуться
От песен моих.

Задержитесь хотя бы на миг –
Я вам душу отдам!
Ведь от века любовь и стихи
Не подвластны годам.

Как Махмуд родился –
Сколько лет миновало с тех пор,
А «безрадостный вздох»
Все плывет и плывет среди гор.

КТО ВИНОВАТ ВО ВСЕМ?

Кто виноват? На ком лежит вина?
Виной всему – былые времена...
Вчерашний день, исчерпанный до дна...
На тех вина – чье дело сторона...

Кто виноват? На ком лежит вина?
На песнях, где воспета старина,
На снеге, что слежался дочерна,
Чью белизну обуглила весна.

Кто виноват? На ком лежит вина?
Виновна разведенная жена,
Чьих недостатков и не перечесть...
Начальник бывший, позабывший честь…

Кто из людей виновен больше всех?
Друзья, чьи жены в ссоре, как на грех,
Два чудака, кого чужой успех
Терзает и порой лишает сна, –
Особенно профессии одной:
Будь стихотворец или кто иной...

Кто виноват? На ком лежит вина?
На госте, что с темна и до темна
Гостил, – но все же отбыл наконец...
Кто виноват?.. В недобрый час гонец...

Кто виноват? Порою – все кругом:
И бывший друг, что сделался врагом,
И твой сосед, что строит новый дом,
Кто ж без греха? Отвечу я с трудом:

Безгрешен я... Безгрешен ты... Других,
Пожалуй, больше не встречал таких,
Не видел ни во сне, ни наяву
И потому других не назову...

Сегодняшняя боль сойдет на нет,
Сегодняшних не станет завтра бед,
Болезней после смерти сгинет след…
Вчерашний день всегда всему виной!
Возможно ли найти ответ иной?..

* * *

Я на концертах давно не бывал,
Хоть не утрачивал к ним интереса...
В песню реки и мелодию леса
Страстно влюблялся – и все забывал.

Очень давно не ходил я в кино...
Вечером поздним, рассветною ранью
Звезды считал на небесном экране –
Все было звездами озарено!

И на музеи не тратил я дни:
Разве заменят твой облик прекрасный,
Краскам и кисти ничьей не подвластный,
Изображеньем расхожим они?

Новых художников нужно ль корить, –
Хоть толковать о них нынче и в моде?
Только один есть создатель в природе,
Тот, что твой образ сумел сотворить.

От театральной уйдя суеты,
Понял я: вся моя жизнь – это сцена.
Ты же – любви моей автор бесценный,
И героиня любви моей – ты.

Новых стихов не читаю – нет сил!
Пушкин... Не знаю поэта новее:
Строки твержу я о чудном мгновенье,
Что он когда-то тебе посвятил.

КОГДА УСЛЫШАЛ ПЕСНИ
ПОЭТЕССЫ ШАЗЫ ИЗ КУРКЛИ

1

Едва я услышал те песни – как мне показалось:
Весь мир – это дом безутешного плача и мук...
В мелодиях Шазы – смертельная боль и усталость,
В тех песнях печальных – отчаянья замкнутый круг.

И вдруг показалось: земля – это свадьбы раздолье,
Мечты, что сбылись, у накрытого сбились стола:
То песня заздравная Шазы рванулась на волю
И людям надежду и светлую радость несла...

2

Тебя обманули, и нет твоей боли предела,
Любимый тебя на сердечные муки обрек.
Каким же он был недоумком, скакун оголтелый,
Что мимо промчался – и свежей травой пренебрег!

Родители выгнали в ночь, и кляня и позоря,
Из дома тебя –
не самим ли себе на беду?
Как Бог допустил, что злодейски срубили под корень
Расцветшее дерево в собственном вешнем саду!..

Ты малых детей день и ночь в колыбели качала,
Ты горько любила их – пусть родила не в любви...
Ночами мелодия странная тихо звучала –
Стон раненой лани? А может быть, песни твои?

Ты раненой ланью была... До чего же не скоро
До нас твоя песня дошла и в сердца, и в дома...
Нам души пронзала мелодией чистой и скорбной
И радость дарила, которой не знала сама...

* * *

Не только лишь песня, а каждое слово
Аварцев – сокровище, данное нам.
Не слово, а слог из-под отчего крова
За жемчуг и злато вовек не отдам.

Блестят не от солнца вершины и кручи –
Без речи аварской нет гор для меня.
Не мощными волнами море могуче:
Напевом родным среди ночи и дня.

И тот не мудрец, кто чужое решает
Скорей перенять, позабыв о своем...
Сегодня и мертвый язык воскрешают,
А мы – на живом языке не поем.

Веками в полях с сорняками воюют, –
А сколько их в речи аварской у нас!
Целители раны искусно врачуют, –
Изранено слово родное сейчас.

Где песен Махмуда былая певучесть?
Прозрачность озер? Птичий щебет и свист?..
Аварский язык!.. Тяжела его участь,
Болят его зубы... Найдется ль дантист?..

МОЕЙ СТАРШЕЙ СЕСТРЕ ПАТИМАТ

Уже неделя, как не снились мне
Отец и мать, укрыты мглой ночною.
Два брата, что погибли на войне,
Неделя – как не говорят со мною.

Не понимаю, в чем я виноват,
Что не раскрыли мне свои объятья
Отец и мать?.. Чем плох я, младший брат,
Что стороной меня обходят братья?

Определит ли кто вину мою?
Что допустил я, преступил, нарушил?
Чем дома я или в чужом краю
Честь запятнал?
Кому я продал душу?

О горы, вы же знаете меня
С тех пор, как здесь мне выпало родиться,
Вы, реки, что бурней день ото дня:
Чего скрывать мне и чего стыдиться?

Перебирая четки дней своих,
В окно гляжу в надежде на прозренье:
Когда я изменил, в какой же миг
Свой цвет, чтоб чье-то заслужить презренье?

Я к старшим уваженья не терял,
К больным я не утратил состраданья.
Кому я льстил?.. Кому не доверял?..
Не оставлял ли женщин без вниманья?

Печальные вопросы... Кто теперь
Мне объяснит, кого же я обидел?
Сестра моя, открой скорее дверь,
Ах, как же я давно тебя не видел!

...Корову подоила, молока
Мне подала она и села рядом:
Как мамина, тепла ее рука,
Совсем как мама – ободряет взглядом.

Что вновь осиротел, что виноват
Я в чем-то, –
Говорил до самой ночи.
Она в ответ мне: не печалься, брат,
Сегодня же увидишь всех воочью...

И жизнь, что многозвучна и пестра,
Как вехами, она обозначает:
Мать в поле жнет... А старшая сестра
Здесь, в сакле, колыбель мою качает.

Как я болел, как холили меня
И как я выздоравливал, на счастье...
И вся ей вспоминается родня,
Все наши радости и все напасти.

Пока текли негромкие слова,
Сгустилась тьма,
Ночь дню пришла на смену...
Коснулась тут подушки голова –
И, как ребенок, я заснул мгновенно.

В сон погружаясь,
Слышу вдруг: «Сынок...»
Подходит мать и смотрит ясным взглядом.
«Как хорошо, что вас найти я смог», –
Сказал отец, с ней оказавшись рядом.

Родные, как случилось, что во сне
Я не встречал вас целую неделю!
...Тут оба брата подошли ко мне
И рядом сели – будто в самом деле...

Сказали мать с отцом: чтить обещай
Свою сестру, в ней – помощь и участье...
И братья вслед за ними: навещай
Ее за нас за всех – как можно чаще...

...И те слова, проснувшись поутру,
Я записал, не ошибиться силясь:
«Ты старшую не забывай сестру,
Коль хочешь, чтобы мы тебе приснились».

ПРАВЛЕНИЮ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ
ДАГЕСТАНА С ПРОСЬБОЙ ОСВОБОДИТЬ
ОТ ДОЛЖНОСТИ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ

Мотор барахлит,
И бензин на пределе.
Как только душа моя
Держится в теле?

Звонки и приказы,
Разборы, раздоры…
Пора бы все бросить! –
Советуют горы.

И вторят им реки
В расщелинах тесных:
Оставить все это
И вправду уместно.

Немало причин
Для такого решенья:
Мои недостатки,
Мои прегрешенья.

Я грешен:
Зачем я тогда соглашался?
Я грешен,
Что в срок отступить не решался.

Не раз на пиру
В ресторане, бывало,
Я видел: гостей
Выгоняли из зала.

И как бы назад
Посетитель ни рвался,
Был путь перекрыт:
Ресторан закрывался…

Я быть не хочу
В этой жалостной роли,
Отправлюсь домой я
По собственной воле…

Еще до конца я не понял,
Не скрою:
Кто – Бог или черт –
Мною правит порою?

Певец – это дар или долг,
И не знаю:
Чужда ему
Всякая должность иная…

Хоть цену я знаю
И слову и славе,
Учить сочинителей
Вовсе не вправе:

Могу ль наставленья давать
И советы,
Писать ли им очерки
Или сонеты?..

Короче – портфель и ключи
Забирайте,
Но душу не прячьте
И не запирайте!

Я в жизни таких
Не писал заявлений:
Здесь нет извинений
И нет заверений,

Что я, мол, исправлюсь,
Усталый и грешный…
Но если понадоблюсь –
Адрес мой прежний.

Вы подпись заверьте,
Не споря, не ссорясь:
Гамзатов Расул,
Из Цада стихотворец.

* * *

Тебя проклинаю, цензура любви!..
Тебя отменили, когда постарел я...
Когда же, юнец, и любил и горел я,
Страдали любовные строчки мои.

Завеса снимается только сейчас,
Когда так далек я от первых свиданий...
Увидеть целующихся на экране
Когда-то зазорным считалось у нас...

К дороге ли дальней колес перестук?
Давно голова моя стала седою –
Задолго еще до знакомства с тобою,
О Дания, школа любовных наук.

Глаз чешется правый... Наверно, к добру,
К дороге... Не лес ли Булонский я вижу?
Гуляю не в Ботлихе я, а в Париже,
В раю, засыпающем только к утру.

Моя голова укоряет меня:
«Арба твоей страсти скатилась в ущелье...»
Но я все мечтаю добраться до цели –
В столицу любви, что сияет, маня.

Седой, я все тем же желаньем горю,
И с разумом сердце никак не смирится, –
Все рвется куда-то, куда-то стремится:
– Возьму Копенгаген! Париж покорю!..

«Зачем Копенгаген тебе и Париж?..
Ведь я – и твой век и твое мирозданье!» –
Смеется жена – как бы мне в назиданье…
Согласен, – все правда, что ты говоришь…

РЕЖЕ СТАЛ Я ПИСЬМА ПОЛУЧАТЬ

Я проснулся и глаза протер:
Тот же синий над землей шатер,
Тот же синий ящик на стене –
Открываю: что там пишут мне?

Всякий раз я шелесту страниц
Радовался, как прилету птиц...
А теперь свой оставляют след
Буквы-зубы утренних газет.

Реже стали письма приходить...
Да чего там раны бередить!
Как теперь об этом ни жалей –
Глуше голос белых журавлей.

Ах, как раскричались воробьи,
Заглушив мелодии любви!..
Лирику – созвучие сердец –
Топчет публицистики свинец.

Злостью обернулась злоба дня,
Грозно наступает на меня.
Зависть, поражая наповал,
На исходе века правит бал...

Я хочу других предостеречь:
Нелегко согласье уберечь,
Чтоб звучала вновь и вновь во мне
Музыка, рожденная в огне...

Прячущий – набрав мешок камней,
Примеряет, как бы побольней,
Поточнее кинуть и попасть
И потом – порадоваться всласть!..

Реже пишут мне с недавних пор
И не видят будто бы в упор
Чистый взор твой, красоту твою,
Все – о чем я столько лет пою.

Как слова признанья ни лови,
Стало мало места для любви,
Реже стали (мама, каюсь я!)
Посещать могилы сыновья...

Реже письма пишут мне теперь:
Будто кто-то вдруг захлопнул дверь…
Рвутся связи – нити меж людьми:
Стало мало места для любви.

Нынче письма реже пишут мне...
Плеть чужая на моем коне
Тяжких ран оставила следы –
Грозный знак несгинувшей беды...

Но сказал мне близящийся век:
Ты не падай духом, человек...
Отгорит пожар, сойдет на нет –
Снова станет виден белый свет.

Вновь любви живые огоньки
Вспыхнут – негасимы и легки,
И на остров песен – дай лишь срок! –
Хлынет писем вновь живой поток.

В синем небе солнечный венец
Вновь заметят люди наконец...
Вечно будет солнце кочевать,
Жизнь дарить и раны врачевать...

Ведь бессмертны свет и высота
И твоей горянки красота!..

* * *

Любовь великие поэты
Встречают в юные года.
А к маленьким – и в зрелых летах
Она приходит не всегда.

Случается и так, что все же
Любовь совсем минует их,
И на ворон они похожи,
Сидящих на ветвях нагих...

Мне кажется, любовь со мною
Одновременно рождена,
Со мной ни летом, ни зимою
Не разлучается она.

Не мал и не велик – нередко
Я муки от нее терпел,
Но никогда на голых ветках
Любовных песен я не пел.

О МОИ ДРУЗЬЯ!

О мои друзья, мои друзья!..
Чуете, откуда ветер дует?
Радуется или негодует –
Дует, одобряя иль грозя?

О мои друзья, мои друзья!
На опасных, на крутых высотах
О нежданных ваших поворотах
Узнаю из песен ветра я.

О мои друзья, мои друзья!
Гляньте, как летит река в ущелье, –
В тех рыбешках, что несет теченье,
Узнаю иных знакомцев я.

Изменились времена... И что ж?
Сколько ж их теперь, скажи на милость,
Всяческих героев объявилось!
С ходу их, пожалуй, не сочтешь!

Много их, почувствовавших власть,
Тех, что в наглости трусливо грубой
Хищнику, утратившему зубы, –
Руки льву суют отважно в пасть.

Так вот и случается оно:
Нет боеприпасов – нет вопросов:
И едва ль не каждый здесь – Матросов,
Только пулемет заглох давно...

О друзья! Под широтой небес
Сколько воробьев средь нас, поэтов...
Где орлы, стремящиеся к свету
Ветру встречному наперерез?!

Знайте, рыба ценная плывет
Не в потоке, а борясь с теченьем!
Повторяю это со значеньем:
Кто понятлив, думаю – поймет.

Ну а те, кого пленяет власть,
Кто стремится к власти тихой сапой,
Помните, у льва остались лапы:
Стоит ли к нему – руками в пасть?!

Далее

		На главную страницу